Запорожский журналист: “Никто из фигурантов моих расследований не считает себя коррупционером”
Анатолий Остапенко – страшный сон для многих чиновников, которым есть что скрывать в своих декларациях. На счету журналиста несколько громких расследований.«Заноза» решила подробнее расспросить расследователя о его работе. Нашу беседу мы решили приурочить ко второй годовщине избиения журналиста неизвестными в масках. 24 мая 2016 года это событие наделало немало шума на всеукраинском уровне.Досье: Анатолию Остапенко 24 года. Начинал свою карьеру в газете «Остров свободы», работал в «Bihus.info» , на данный момент является журналистом «Громадьке ТБ.Запоріжжя”, где ведет свой проект расследований, член общественной организации «Дій. Запоріжжя». Организатор экскурсии «Места коррупционной славы». Пишет шутки для программы Майкла Щура.
– 24 мая исполняется два года, как на тебя напали возле дома и избили. Как продвигается дело?
– Я еще не смотрел материалы дела, но судя по тому что следователи не звонят мне около года, я сомневаюсь, что они кого-то нашли и держат это втайне от меня.
– Как думаешь почему не нашли? Не захотели?
– Я не могу так прямо говорить хотели или не хотели, я могу только смотреть на профессионализм правоохранителей. Я не хочу никого обидеть, но на следственных действиях, например, вначале помню, что моему адвокату запрещали задавать наводящие вопросы свидетельницам. К тому же они очень нехотя давали показания, а потом в итоге вообще отказались.
У нас как в городе: если бьешь кого-то в городе, надев маску и заклеив номера, то все, никого не найдут.
До избиения я думал, что со мной такого не может случиться, потому что я не делал ничего плохого, я независимый, объективный по сути.
– У тебя есть предположения кто это был?
– Да, у меня есть предположения, основанные на слухах и информации, которая мне поступала. Я не могу об этом публично заявлять, не имея доказательств. Всей информацией я делился с правоохранителями.
– Нападение не отбило у тебя желание проводить расследования?
– Первое время было тяжело с моральной точки зрения, учитывая давление родственников, которые очень переживали, что понятно.
Это побочная сторона работы. Вот, например, у меня же был случай с Константином Ивановичем Брылем, когда мы снимали с квадракоптера его дом. Я тогда работал на “Наші гроші”. Нашему оператору разбили флешку и сломали пульт от квадракоптера, который тоже оказался вещью недешевой, забрали флешку и на меня завели дело (смеется).
Три месяца назад буквально мне звонили следователи, но я географически не нахожусь в Киеве. Очень странное дело, потому что мы не залетали конкретно на частную собственность.
Я общался со следователями, которые «не для записи» говорили, что их заставили открыть это дело.
– Это вообще типично, что случаи нападения на журналистов не раскрываются?
– У нас вообще таких случаев не было последние лет 10 в Запорожье, а в Киеве это происходит чуть ли не каждый месяц. Например, мой коллега из «Радио Свобода» Михаил Ткач имеет большой послужной список, регулярно ходит по судам. Надежда Бурдей, которая работает на "Наших грошах" столкнулась с тем, что ее оператора избил один из близких людей министра МВД Авакова и дело по-моему так ничем и не закончилось. Никто не сел.
– С чего началась твоя расследовательская деятельность?
– Первое мое расследование вышло в 2012 году и касалось Валерия Гавриловича Эделева (сейчас заммэра прим авт.) про его фирмы.
Через два года я поехал на тренинг и мне эта тема зашла. Это по сути большая игра и драйв найти то, чего не нашли другие.
– Чьи бы ты еще советовал расследования посмотреть?
– Денис Бигус, "Наші гроші", программа «Схемы» Радио Свободы. Из запорожских – Юра Сидоров, Сергей Сидоров.
Среди моих коллег в Запорожье равных нет в закупках Юрию Сидорову. Я болею больше по декларированию и соцсетях. Мы каким-то образом пересекаемся, но копаем немного в разных направлениях.
– Ты что-то перенимаешь у коллег?
–Конечно. Ты перенимаешь методы поиска. У меня так случайно получилось с Инстаграмом. Это называется «Разведка из открытых источников». Во-первых, это нравится зрителям, во-вторых, это реальный способ поиска и сбора информации.
– Что с рынком расследований на региональном уровне? Расследователей же как таковых нет
– Ну почему: есть Юра Сидоров, его однофамилец Сергей Сидоров. Конечно, было бы классно если бы было 100 журналистов- расследователей, конкуренция это всегда классно.
Я, например, вообще без образования, потому что ушел из университета : не видел какого-то смысла, тем более учился на заочном. За один день практикующим журналистом получаешь больше знаний, чем за 5 лет обучения (это не призыв бросать университет). Вообще расследовательская журналистика очень личная штука как и в любой профессии. Если ты действительно хочешь этим заниматься, ты будешь этим заниматься.
Проблема с рынком расследований заключается в том, что это в основном грантовые проекты, а люди не готовы оплачивать какие-то «донаты» (пожертвования прим .авт) расследователям.
– На «Громадськом.Запоріжжя», для которого ты сейчас делаешь расследования, была похожая тема с пожертвованиями. Сколько в итоге перечислили?
– Не помню сколько точно, но до тысячи гривен именно на расследования. В производстве расследования требуют очень длительной подготовки – от двух недель: текстовые меньше, видео больше.
– Ты говорил как-то, что у нас это направление работы не востребовано: заказчиками или обществом?
– В добром идеальном мире общество и должно быть главным заказчиком. Я не могу сказать, что расследования не востребованы, просто более широкая аудитория не понимают зачем это нужно. По сути мы с коллегами находим то, что от общественности тщательно скрывается, то, о чем они не должны были ни в коем случае узнать и то, что не должны были знать правоохранительные органы. Обычно правоохранители, конечно же, знают, но не хотят трогать.
По моим расследованиям открыты несколько уголовных дел.
– По каким?
– Ну я не могу говорить. Перспектива есть в зависимости от того, какой орган будет заниматься расследованием и смотря какой следователь.
Например, та же нашумевшая история с Константином Брылем и его недвижимостью, о которой раньше никто не знал. Знали о доме в Пуще Водице, но не знали про дома в Крыму, которые оформлены на зятя, не знали о «Рендж Ровере», оформленном на его маму, а эта машина стоит недешево.
И в материалах дела НАБУ есть эта информация, то есть можно сказать, что по факту мы помогли следствию
– Почему нет никакого «выхлопа» от расследований?
– Для меня результат – это просмотры в том числе Например, ролик о Хименко посмотрели на Ютубе 15 тыс. человек и еще 30 тыс на Фейсбуке. Я считаю для нашего города это реально классно, причем про человека, которого вообще никто не знал, даже я.
Но, конечно, было бы приятно, если бы на следующий день после выхода моего материала открывали дело. Но этого не происходит в том числе и потому что нам рассказывают о том, что некоторых фигурантов «обилечивают». То есть приходит представитель правоохранительных органов требует деньги, чтобы не открывать уголовное производство.
Не знаю как по моим расследованиям, но по материалам моих коллег такое было и они об этом рассказывали.
Еще одна существенная проблема – суды и прокуроры. Роман Мазурик (глава местной прокуратуры №2 прим. авт) будет со мной, наверное, долго спорить, но у нас очень много неквалифицированных прокуроров. Ты просто читаешь реестр судебных решений, там такие «факапы», что судьи хватаются за голову и просто возвращают эти обвинительные акты обратно
– Ты обмолвился, что в Украине очень сильная база расследований в Европе. Почему?
– На мой взгляд у нас очень много коррупции и на уровне всей страны расследования по этим фактам выходят очень часто. По сути, мы набиваем руку. Плюс возможность открытых реестров. Это очень классно, когда я могу посмотреть чем владеет мама того или иного чиновника.
В некоторых странах Европы надо ехать туда, чтобы получить выписку из реестра недвижимости, например, во Францию или Германию. Это очень дорого и долго. У нас тебе нужен компьютер с подключенным интернетом и 23 гривны. Плюс то же Прозорро очень облегчает работу.
Это как будто у человека есть заболевание и о он о нем не знает, а когда узнает начинает вести себя по-другому. Такая же история. Я пытаюсь показать людям где есть болезнь или какая-то опухоль, которую можно удалить.
Люди должны понимать, что даже минимальная коррупция – пошел за права заплатил приводит к таким вот случаям, когда ребята безнаказанно убивают на дорогах пешеходов. Конечно, это утрированно и популистически, но рационализм тут есть.
– По твоему мнению в нашем обществе растет гражданская осознанность?
– Конечно. За три года очень многое поменялось. Наше общество стало агрессивнее, но это из-за войны и сложной экономической ситуации. При этом у нас не все, но многие стали по-другому относиться к коррупции. Человек, который в 2012 году легко мог принести пакет врачу с благодарностью сейчас этого делать не будет.
Как мне кажется, ненависть к коррупции нужно прививать с детства. Любой ребенок, когда его родитель ведет и платит за очередь в детсад, он же тоже понимает, что вопрос можно легко решить, но это будет неправильно.
– Какое расследование считаешь самым удачным?
– Про Хименко. С токи зрения зрителя там есть все: дорогой отдых, незадекларированное имущество и жена. Правоохранителям нужно было просто доказать, что он живет в незадекларированном доме с неуказанной женой и мы это сделали, зафиксировав как Хименко дважды выезжает из этого дома, а его супруга постит совместные фото в соцсетях.
Людей нужно удивлять, их уже не устраивает расследования в духе: «вот мы нашли незадеклалированное имущество, миллионы налички».
Инстаграм, который я так люблю, как раз и заинтересовывает своей картинкой, зрителю нравится смотреть на шикарную жизнь.
– Тебя очень часто после выхода расследований обвиняют в том, что это был чей-то заказ. Как относишься к этому?
– У нас при желании каждый может зайти и посмотреть мою декларацию, которая находится в открытом доступе. Эта тема болючая: мы не имеем доступа к бюджетным деньгам, я просто получаю деньги за оплаченную работу с грантов.
Почему-то не обращается внимание на тех журналистов, у которых скрытые источники дохода и при этом они неплохо живут.
Мне вообще грустно было заполнять декларацию. У меня вообще ничего нет. Ни имущества, ни машины. Сейчас сдам на права и буду на отца микроавтобусе ездить.
Хотя зарплаты у нас выше, чем у того же Хименко или Брыля. Видимо мы просто плохие менеджеры раз не можем себе позволить огромные виллы и внедорожники.
– Предлагали ли тебе деньги за расследование?
– Было да. Просили что-то сделать о человеке, но я не спрашивая даже что это за человек отсекал подобное. Для меня как для адекватного журналиста главный мой капитал – это моя репутация. В Запорожье и регионе тем более: возьмешь от кого-то деньги, все узнают.
Про того же Хименко, например, после выхода расследования ходили слухи, мол, это заказ Авакова. Так и представляю как сидит наш Министр МВД и думает кому мы бы ему заказать расследование: «1+1», «Эспрессо ТВ» или Толику Остапенко из Запорожья. Закажу у Толика, наверное.
– Как ты выбираешь фигурантов своих расследований?
– Мониторю реестр электронных деклараций. Я называю это «Поле чудес». Бывает беру тройку прокуроров из определенного отдела, проверяю имущество и о самых странных рассказывал в формате небольшого блога.
У нас очень легко найти фигуранта для расследования, потому что каждый третий при зарплате в 2000 гривен у нас ездит на хорошей машине , а его родители каким-то магическим образом становятся успешными бизнесменами. Это забавно когда человек ездит на «Инфинити», а его мама на рынке работает. Ничего плохого сказать не могу, но миллионов там не заработаешь.
Иногда случается полное фиаско, когда думаешь: «блин, ну не может он быть бедным», а он реально бедным оказывается.
– Интуиция помогает?
– Вот опять же с Хименко у меня такое было. Я проверял работников бывшего УБЭПа и у каждого практически дома на Солнечном, хорошие машины, а Хименко - их начальник живет в служебной машине при зарплате в 180 тыс. в год. Это же странно, что все его подчиненные живут в шикарных домах, а он получается Робин Гуд.
И в итоге так получилось, что у меня сработала чуйка и она меня не подвела.
У меня нет желания узнать : «Ааа сколько ты там заработал» к бизнесменам или коллегам. Эти люди заработали свои деньги в этих правилах игры и я понимаю, что это более-менее белые деньги, а касательно чиновников это неправильно, что они себя так ведут.
– Что ты можешь пожелать фигурантам своих будущих расследований?
– Чтобы Петр Алексеевич Порошенко сдержал свое обещание и отрубал руки, шучу. Желаю, чтобы настигла карма и не нужно придумывать все эти забавные отмазки. С последними отдельная история.
Расследования – это всегда конфликт между журналистом и героем его истории. Люди находят такие для себя оправдания, просто диву даешься. Никто же не думает, что он коррупционер ,в этом вся соль. Человек никогда не думает, что он плохой. Госслужащие, правоохранители думают: «Черт возьми, так все ведь работают, так вся страна делает». Но окей, ты можешь оттуда уйти и не делать этого.
А еще любому человеку не нравятся, когда ему говорят, что он плохой, это же бьет по самолюбию, а откровенных циников очень мало.
Анатолий Остапенко – страшный сон для многих чиновников, которым есть что скрывать в своих декларациях. На счету журналиста несколько громких расследований. «Заноза» решила подробнее расспросить расследователя о его работе. Нашу беседу мы решили приурочить ко второй годовщине избиения журналиста неизвестными в масках. 24 мая 2016 года это событие наделало немало шума на всеукраинском уровне. Досье: Анатолию Остапенко 24 года. Начинал свою карьеру в газете «Остров свободы», работал в «Bihus.info» , на данный момент является журналистом «Громадьке ТБ.Запоріжжя”, где ведет свой проект расследований, член общественной организации «Дій. Запоріжжя». Организатор экскурсии «Места коррупционной славы». Пишет шутки для программы Майкла Щура. – 24 мая исполняется два года, как на тебя напали возле дома и избили. Как продвигается дело? – Я еще не смотрел материалы дела, но судя по тому что следователи не звонят мне около года, я сомневаюсь, что они кого-то нашли и держат это втайне от меня. – Как думаешь почему не нашли? Не захотели? – Я не могу так прямо говорить хотели или не хотели, я могу только смотреть на профессионализм правоохранителей. Я не хочу никого обидеть, но на следственных действиях, например, вначале помню, что моему адвокату запрещали задавать наводящие вопросы свидетельницам. К тому же они очень нехотя давали показания, а потом в итоге вообще отказались. У нас как в городе: если бьешь кого-то в городе, надев маску и заклеив номера, то все, никого не найдут. До избиения я думал, что со мной такого не может случиться, потому что я не делал ничего плохого, я независимый, объективный по сути. – У тебя есть предположения кто это был? – Да, у меня есть предположения, основанные на слухах и информации, которая мне поступала. Я не могу об этом публично заявлять, не имея доказательств. Всей информацией я делился с правоохранителями.
– Нападение не отбило у тебя желание проводить расследования? – Первое время было тяжело с моральной точки зрения, учитывая давление родственников, которые очень переживали, что понятно. Это побочная сторона работы. Вот, например, у меня же был случай с Константином Ивановичем Брылем, когда мы снимали с квадракоптера его дом. Я тогда работал на “Наші гроші”. Нашему оператору разбили флешку и сломали пульт от квадракоптера, который тоже оказался вещью недешевой, забрали флешку и на меня завели дело (смеется). Три месяца назад буквально мне звонили следователи, но я географически не нахожусь в Киеве. Очень странное дело, потому что мы не залетали конкретно на частную собственность. Я общался со следователями, которые «не для записи» говорили, что их заставили открыть это дело. – Это вообще типично, что случаи нападения на журналистов не раскрываются? – У нас вообще таких случаев не было последние лет 10 в Запорожье, а в Киеве это происходит чуть ли не каждый месяц. Например, мой коллега из «Радио Свобода» Михаил Ткач имеет большой послужной список, регулярно ходит по судам. Надежда Бурдей, которая работает на "Наших грошах" столкнулась с тем, что ее оператора избил один из близких людей министра МВД Авакова и дело по-моему так ничем и не закончилось. Никто не сел. – С чего началась твоя расследовательская деятельность? – Первое мое расследование вышло в 2012 году и касалось Валерия Гавриловича Эделева (сейчас заммэра прим авт.) про его фирмы. Через два года я поехал на тренинг и мне эта тема зашла. Это по сути большая игра и драйв найти то, чего не нашли другие. – Чьи бы ты еще советовал расследования посмотреть? – Денис Бигус, "Наші гроші", программа «Схемы» Радио Свободы. Из запорожских – Юра Сидоров, Сергей Сидоров. Среди моих коллег в Запорожье равных нет в закупках Юрию Сидорову. Я болею больше по декларированию и соцсетях. Мы каким-то образом пересекаемся, но копаем немного в разных направлениях. – Ты что-то перенимаешь у коллег? –Конечно. Ты перенимаешь методы поиска. У меня так случайно получилось с Инстаграмом. Это называется «Разведка из открытых источников». Во-первых, это нравится зрителям, во-вторых, это реальный способ поиска и сбора информации. – Что с рынком расследований на региональном уровне? Расследователей же как таковых нет – Ну почему: есть Юра Сидоров, его однофамилец Сергей Сидоров. Конечно, было бы классно если бы было 100 журналистов- расследователей, конкуренция это всегда классно. Я, например, вообще без образования, потому что ушел из университета : не видел какого-то смысла, тем более учился на заочном. За один день практикующим журналистом получаешь больше знаний, чем за 5 лет обучения (это не призыв бросать университет). Вообще расследовательская журналистика очень личная штука как и в любой профессии. Если ты действительно хочешь этим заниматься, ты будешь этим заниматься. Проблема с рынком расследований заключается в том, что это в основном грантовые проекты, а люди не готовы оплачивать какие-то «донаты» (пожертвования прим .авт) расследователям. – На «Громадськом.Запоріжжя», для которого ты сейчас делаешь расследования, была похожая тема с пожертвованиями. Сколько в итоге перечислили? – Не помню сколько точно, но до тысячи гривен именно на расследования. В производстве расследования требуют очень длительной подготовки – от двух недель: текстовые меньше, видео больше. – Ты говорил как-то, что у нас это направление работы не востребовано: заказчиками или обществом? – В добром идеальном мире общество и должно быть главным заказчиком. Я не могу сказать, что расследования не востребованы, просто более широкая аудитория не понимают зачем это нужно. По сути мы с коллегами находим то, что от общественности тщательно скрывается, то, о чем они не должны были ни в коем случае узнать и то, что не должны были знать правоохранительные органы. Обычно правоохранители, конечно же, знают, но не хотят трогать. По моим расследованиям открыты несколько уголовных дел. – По каким? – Ну я не могу говорить. Перспектива есть в зависимости от того, какой орган будет заниматься расследованием и смотря какой следователь. Например, та же нашумевшая история с Константином Брылем и его недвижимостью, о которой раньше никто не знал. Знали о доме в Пуще Водице, но не знали про дома в Крыму, которые оформлены на зятя, не знали о «Рендж Ровере», оформленном на его маму, а эта машина стоит недешево. И в материалах дела НАБУ есть эта информация, то есть можно сказать, что по факту мы помогли следствию – Почему нет никакого «выхлопа» от расследований? – Для меня результат – это просмотры в том числе Например, ролик о Хименко посмотрели на Ютубе 15 тыс. человек и еще 30 тыс на Фейсбуке. Я считаю для нашего города это реально классно, причем про человека, которого вообще никто не знал, даже я. Но, конечно, было бы приятно, если бы на следующий день после выхода моего материала открывали дело. Но этого не происходит в том числе и потому что нам рассказывают о том, что некоторых фигурантов «обилечивают». То есть приходит представитель правоохранительных органов требует деньги, чтобы не открывать уголовное производство. Не знаю как по моим расследованиям, но по материалам моих коллег такое было и они об этом рассказывали. Еще одна существенная проблема – суды и прокуроры. Роман Мазурик (глава местной прокуратуры №2 прим. авт) будет со мной, наверное, долго спорить, но у нас очень много неквалифицированных прокуроров. Ты просто читаешь реестр судебных решений, там такие «факапы», что судьи хватаются за голову и просто возвращают эти обвинительные акты обратно – Ты обмолвился, что в Украине очень сильная база расследований в Европе. Почему? – На мой взгляд у нас очень много коррупции и на уровне всей страны расследования по этим фактам выходят очень часто. По сути, мы набиваем руку. Плюс возможность открытых реестров. Это очень классно, когда я могу посмотреть чем владеет мама того или иного чиновника. В некоторых странах Европы надо ехать туда, чтобы получить выписку из реестра недвижимости, например, во Францию или Германию. Это очень дорого и долго. У нас тебе нужен компьютер с подключенным интернетом и 23 гривны. Плюс то же Прозорро очень облегчает работу. Это как будто у человека есть заболевание и о он о нем не знает, а когда узнает начинает вести себя по-другому. Такая же история. Я пытаюсь показать людям где есть болезнь или какая-то опухоль, которую можно удалить. Люди должны понимать, что даже минимальная коррупция – пошел за права заплатил приводит к таким вот случаям, когда ребята безнаказанно убивают на дорогах пешеходов. Конечно, это утрированно и популистически, но рационализм тут есть.
– По твоему мнению в нашем обществе растет гражданская осознанность? – Конечно. За три года очень многое поменялось. Наше общество стало агрессивнее, но это из-за войны и сложной экономической ситуации. При этом у нас не все, но многие стали по-другому относиться к коррупции. Человек, который в 2012 году легко мог принести пакет врачу с благодарностью сейчас этого делать не будет. Как мне кажется, ненависть к коррупции нужно прививать с детства. Любой ребенок, когда его родитель ведет и платит за очередь в детсад, он же тоже понимает, что вопрос можно легко решить, но это будет неправильно. – Какое расследование считаешь самым удачным? – Про Хименко. С токи зрения зрителя там есть все: дорогой отдых, незадекларированное имущество и жена. Правоохранителям нужно было просто доказать, что он живет в незадекларированном доме с неуказанной женой и мы это сделали, зафиксировав как Хименко дважды выезжает из этого дома, а его супруга постит совместные фото в соцсетях. Людей нужно удивлять, их уже не устраивает расследования в духе: «вот мы нашли незадеклалированное имущество, миллионы налички». Инстаграм, который я так люблю, как раз и заинтересовывает своей картинкой, зрителю нравится смотреть на шикарную жизнь. – Тебя очень часто после выхода расследований обвиняют в том, что это был чей-то заказ. Как относишься к этому? – У нас при желании каждый может зайти и посмотреть мою декларацию, которая находится в открытом доступе. Эта тема болючая: мы не имеем доступа к бюджетным деньгам, я просто получаю деньги за оплаченную работу с грантов. Почему-то не обращается внимание на тех журналистов, у которых скрытые источники дохода и при этом они неплохо живут. Мне вообще грустно было заполнять декларацию. У меня вообще ничего нет. Ни имущества, ни машины. Сейчас сдам на права и буду на отца микроавтобусе ездить. Хотя зарплаты у нас выше, чем у того же Хименко или Брыля. Видимо мы просто плохие менеджеры раз не можем себе позволить огромные виллы и внедорожники. – Предлагали ли тебе деньги за расследование? – Было да. Просили что-то сделать о человеке, но я не спрашивая даже что это за человек отсекал подобное. Для меня как для адекватного журналиста главный мой капитал – это моя репутация. В Запорожье и регионе тем более: возьмешь от кого-то деньги, все узнают. Про того же Хименко, например, после выхода расследования ходили слухи, мол, это заказ Авакова. Так и представляю как сидит наш Министр МВД и думает кому мы бы ему заказать расследование: «1+1», «Эспрессо ТВ» или Толику Остапенко из Запорожья. Закажу у Толика, наверное.
– Как ты выбираешь фигурантов своих расследований? – Мониторю реестр электронных деклараций. Я называю это «Поле чудес». Бывает беру тройку прокуроров из определенного отдела, проверяю имущество и о самых странных рассказывал в формате небольшого блога. У нас очень легко найти фигуранта для расследования, потому что каждый третий при зарплате в 2000 гривен у нас ездит на хорошей машине , а его родители каким-то магическим образом становятся успешными бизнесменами. Это забавно когда человек ездит на «Инфинити», а его мама на рынке работает. Ничего плохого сказать не могу, но миллионов там не заработаешь. Иногда случается полное фиаско, когда думаешь: «блин, ну не может он быть бедным», а он реально бедным оказывается. – Интуиция помогает? – Вот опять же с Хименко у меня такое было. Я проверял работников бывшего УБЭПа и у каждого практически дома на Солнечном, хорошие машины, а Хименко - их начальник живет в служебной машине при зарплате в 180 тыс. в год. Это же странно, что все его подчиненные живут в шикарных домах, а он получается Робин Гуд. И в итоге так получилось, что у меня сработала чуйка и она меня не подвела. У меня нет желания узнать : «Ааа сколько ты там заработал» к бизнесменам или коллегам. Эти люди заработали свои деньги в этих правилах игры и я понимаю, что это более-менее белые деньги, а касательно чиновников это неправильно, что они себя так ведут. – Что ты можешь пожелать фигурантам своих будущих расследований? – Чтобы Петр Алексеевич Порошенко сдержал свое обещание и отрубал руки, шучу. Желаю, чтобы настигла карма и не нужно придумывать все эти забавные отмазки. С последними отдельная история. Расследования – это всегда конфликт между журналистом и героем его истории. Люди находят такие для себя оправдания, просто диву даешься. Никто же не думает, что он коррупционер ,в этом вся соль. Человек никогда не думает, что он плохой. Госслужащие, правоохранители думают: «Черт возьми, так все ведь работают, так вся страна делает». Но окей, ты можешь оттуда уйти и не делать этого. А еще любому человеку не нравятся, когда ему говорят, что он плохой, это же бьет по самолюбию, а откровенных циников очень мало.
